Прогнозы относительно решений ХХ съезда Компартии Китая, с которыми наши эксперты поделились в его преддверии, большей частью оправдались. Руководством КНР был скорректирован внешнеполитический и внешнеэкономический курс, выработаны меры по укреплению вертикали власти и внутрипартийной дисциплины, а также озвучены инициативы, направленные на повышение благосостояния населения страны. Теперь важно понять, как данные решения повлияют на будущее великого соседа, международные отношения в целом и перспективы казахстанско-китайского сотрудничества в частности.
Эти и другие вопросы на днях обсудили участники научной конференции, организованной по итогам съезда Научно-исследовательским институтом международного и регионального сотрудничества Казахстанско-Немецкого университета (НИИМиРС DKU), Генеральным консульством КНР в Алматы и Экспертным клубом «Один пояс и один путь». Предлагаем вниманию читателей мнения некоторых её участников.
Булат Султанов, директор НИИМиРС DKU:
«Наши страны имеют сильную экономическую взаимодополняемость»
— Особое внимание в своём докладе на съезде председатель КНР уделил сотрудничеству Китая с территориальными соседями. Он, в частности, отметил, что во внешнеполитической работе с сопредельными странами предстоит неуклонно следовать концепции близости, искренности, взаимовыгодности, инклюзивности, а также содействовать интеграции интересов. Такие подходы открывают новые возможности для развития казахстанско-китайского стратегического партнерства, тем более что Си Цзиньпин считает наши страны не только связанными общими горами и реками, но и добрыми соседями, верными друзьями и надежными партнерами.
Действительно, Китай и Казахстан имеют сильную экономическую взаимодополняемость и огромный потенциал для взаимовыгодного сотрудничества. Об этом свидетельствует двусторонняя торговля, которая за период с 1992-го по 2021-й выросла почти в 70 раз — с 368 миллионов до 25,25 миллиарда долларов. Ожидается, что по итогам текущего года она достигнет рекордного уровня, поскольку с января по июль уже составила 17,7 млрд. долларов, увеличившись в годовом исчислении на 20 процентов.
Кроме того, в рамках программы двустороннего индустриально-инвестиционного сотрудничества на территории Казахстана планируется создать 56 современных промышленных предприятий на сумму 24,5 миллиарда долларов. Это при том, что у нас уже действуют более 700 совместных казахстанско-китайских компаний. Они заняты в том числе на таких стратегических и крупномасштабных проектах, как Шымкентский нефтеперерабатывающий завод, Жанатасская ветряная электростанция, Атырауский нефтехимический комплекс по полипропилену и Тургусунская ГЭС.
Особый интерес для Казахстана, не имеющего выхода к морским торговым путям, бесспорно, представляет мегапроект «Один пояс и один путь», поскольку он открывает доступ к морским перевозкам, соответственно, к рынкам Европы и Азии, и тем самым создаёт благоприятные условия для устойчивого экономического роста и социального развития. В свою очередь Экономический пояс Шёлкового пути через Казахстан является для Пекина «золотой калиткой», если учесть, что данный участок не контролируется США и является абсолютно безопасным – в отличие от морских путей, которые они гипотетически могут в любой момент заблокировать, имея военное превосходство сразу в трёх океанах — Атлантическом, Индийском и Тихом.
Плюс этот путь значительно экономит время: если транспортировка грузов из Китая, например, в Германию по морю занимает около 40 суток, то по железной дороге через Казахстан – 16-18 суток. К слову, сейчас уже 49 процентов железнодорожных контейнеров по маршруту «Китай-Европа» транспортируется по территории нашей страны. Только в первом полугодии этого года более шести тысяч поездов прошли через две станции Синьцзяна в Казахстан, установив новый рекорд.
О том, что китайско-казахстанские транзитные и международные сухопутно-морские мультимодальные перевозки обеспечили выдающиеся успехи, свидетельствует также тот факт, что стороны совместно открыли семь постоянных противоположных портов, пять трансграничных трубопроводов для транспортировки нефти и газа, две трансграничные железнодорожные магистрали и центр международного приграничного сотрудничества.
Сегодня транспортная логистика формирует 8,1 процента ВВП Казахстана. Весьма перспективным в этом плане является участие в строительстве международного автомобильного коридора «Западная Европа — Западный Китай» протяжённостью 8445 км, из которых на нашу территорию приходятся 2787 км. Благодаря этому проекту время транспортировки грузов от китайского порта Ляньюньган до Санкт-Петербурга будет занимать всего 10 дней, что в 3,5 раза меньше по сравнению с морским путём. За счёт этого проекта мы реконструировали дорожное полотно от Хоргоса до Актобе через южные области страны. Вопрос только в том, когда Россия достроит свой участок дороги (2233 км). Казахстан и Китай свои участки завершили ещё в 2017 году.
Очевидно, что в условиях сложной международной и региональной ситуации нашим странам необходимо также расширять сотрудничество по линии правоохранительных органов, спецслужб и оборонных ведомств, претворять в жизнь концепцию общей, комплексной, совместной и устойчивой безопасности, совместными усилиями бороться с «тремя силами зла» (сепаратизмом, терроризмом и экстремизмом), незаконным оборотом наркотиков и транснациональной организованной преступностью, решительно противодействовать попыткам внешнего вмешательства, сообща поддерживать прочный мир и долгосрочную стабильность в регионе.
Адиль Каукенов, директор Центра китайских исследований «China center»:
«Геополитические штормы подстегнули двустороннюю торговлю»
— Сегодня мир переживает острый геополитический кризис. В самых разных его уголках бушуют конфликты: российско-украинский, израильско-палестинский, сирийский, а также ведётся ожесточения санкционная борьба, которая нарушает мировую экономическую систему. На этом фоне Казахстан и Китай демонстрируют образец стабильных отношений, планомерно наращивая взаимовыгодное сотрудничество, что особенно заметно по экономическим проектам.
Я бы даже сказал, что геополитические штормы, наоборот, подстегнули двустороннюю торговлю, несмотря на множество опасений относительно судьбы Шёлкового пути. Сегодня Казахстан экспортирует в Китай в основном минеральные продукты, металлы и продукцию химической промышленности. В свою очередь, КНР поставляет нам текстиль, машины, оборудование, изделия из металла, керамики и стекла, а также товары народного потребления.
При этом большое значение придается экспорту казахстанской сельхозпродукции в КНР. Инициировано подписание 18 двусторонних протоколов между правительствами двух стран, в результате чего около 600 отечественных предприятий, производящих пшеницу, говядину, свинину, сою, мёд, рыбу, рапс, люцерну, кукурузу, муку и мучные изделия, получили разрешение на поставки своей продукции на китайский рынок. Особенностью данного сотрудничества является нацеленность на открытие в Казахстане высокотехнологичных производств, развитие его промышленного потенциала, модернизацию инфраструктуры, стимулирование несырьевого сектора экономики, а также создание более 25 тысяч новых рабочих мест для казахстанцев.
Не менее успешно развивается транзитно-транспортное сотрудничество двух стран. Благодаря совместному терминалу в китайском порту Ляньюньган увеличивается число контейнерных перевозок из КНР в Казахстан и далее в Россию, Европу, страны Центральной Азии и Прикаспийского региона. Это, безусловно, стимулирует международную торговлю в регионе и раскрывает транзитные и логистические возможности Казахстана. Данный фактор во многом способствовал созданию в нашей стране свободной экономической зоны «Хоргос-Восточные ворота», Международного центра приграничного сотрудничества «Хоргос», морских портов Актау и Курык на Каспийском море, нового железнодорожного коридора «Казахстан-Туркменистан-Иран» общей протяжённостью около 900 км и международной автомагистрали «Западная Европа–Западный Китай».
Новым доказательством высокого уровня политического доверия между нашими государствами стало предложение Пекина выдвинуть Казахстан в число полноценных членов, участвующих в работе одного из крупнейших мировых объединений БРИКС+, куда входят пять стран — Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР. Это весьма серьёзная заявка, ведь данную организацию называют достойным конкурентом таких глобальных клубов, как G7 и G20, но уже с учетом новых растущих экономик и новой расстановки сил на мировой арене. А то, что Казахстан выдвигается при поддержке второй экономики мира, придаёт его участию в БРИКС+ весомый кредит доверия.
Кроме того, Китай поддержал заявку Казахстана на председательство в Совете безопасности ООН в 2017–2018 годах и вступление в ВТО, инициативу по созданию форума Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), действия казахстанских властей по преодолению террористической угрозы и беспорядков в январе 2022-го и т.д. Такая поддержка обусловлена не менее последовательной позицией Казахстана в совместных договоренностях на международной арене. К примеру, Астана строго придерживается позиции «одного Китая» и осуждает попытки сепаратизма на острове Тайвань.
Таким образом, казахстанско-китайские отношения переживают этап планомерного роста, что во многом связано со взаимной политикой прагматичного добрососедства. И хотя пандемия COVID-19 внесла изрядный хаос в международные контакты, наши страны сумели выстроить систему, которая позволила минимизировать её негативное влияние на двустороннее сотрудничество, наращивая товарооборот и закладывая фундамент для дальнейшей реализации совместных проектов.
В этой связи хотелось бы отметить, что одним из важных элементов обсуждения между лидерами двух стран во время их недавней встречи в Астане стало постпандемийное восстановление поездок бизнесменов и студентов в обе стороны. Эти процессы были поставлены на паузу, которая порядком затянулась. Меня как человека, работающего в сфере образования, особенно беспокоит то, что до глобального карантина Китай являлся вторым направлением для наших студентов, выезжающих на учебу за рубеж, но сейчас их количество в КНР значительно сократилось. Важно возобновить этот канал, при этом устранив те пробелы, которые и раньше мешали молодым людям получать высококачественное китайское образование.
Прежде всего, речь идет о недостаточной адаптированности системы приёма абитуриентов к реалиям не только Казахстана, но и Центральной Азии, а ещё шире — всего постсоветского пространства, на котором проживают более 300 миллионов человек. Дело в том, что сайты, на которых подаются заявки, поддерживают только китайский и английский языки. Имеет смысл создать отдельные ресурсы на русском либо на других распространённых языках наших стран, которые были бы удобны и понятны. Тем более что после пандемии интерес к Китаю у молодежи возрос многократно.
Антон Бугаенко, руководитель программы азиатских исследований Евразийской ассоциации международных исследований:
«Это не субъективные воззрения Си Цзиньпина, а насущная необходимость»
— Сейчас китайское руководство пытается не столько решить субъективные текущие вопросы, сколько справиться с гораздо более принципиальной задачей — адаптацией к вызовам нового этапа глобализации. Ведь именно её следствием стали две главные на сегодня проблемы страны: сложная внешнеполитическая ситуация и масштабный социальный кризис. Парадоксально, но процесс, который, казалось бы, привел Китай к богатству и статусу крупнейшей промышленной державы, обернулся для неё новыми рисками и вызовами.
40 лет назад в КНР был дан старт политике реформ и открытости, основной целью которой стало обеспечение быстрого экономического роста. Благодаря ей страна смогла за короткие сроки вырваться из крайней бедности (в 2021 году объявлено о победе над ней) и войти в число богатейших в мире. Однако оборотной стороной этого процесса стало углубление неравенства в китайском обществе. Ведь когда люди бедны, разница между их доходами малозаметна, а когда они богатеют, то делают это с неравной скоростью. И это уже само по себе противоречит базовым установкам Коммунистической партии Китая.
Словом, к началу экономических реформ КПК уже подошла в раздробленном состоянии, а после смерти Мао Цзэдуна партия лишилась фигуры, связывавшей всю политическую систему воедино, и приобрела фракционность. На фоне экономического роста и материального расслоения населения это привело к появлению мощных финансово-промышленных группировок, интересы которых пересекались и неминуемо выливались в конфликты.
Ещё на этапе зарождения этого феномена Дэн Сяопин попытался купировать угрозу для стабильности политической системы. Результатом стал компромисс между различными фракциями, который был закреплен установлением тандема «генсек КПК — премьер Госсовета» и обязательной сменяемости власти через каждые 10 лет. Но данный порядок не ставил своей первостепенной задачей обеспечение поступательного экономического роста или предсказуемость политики Китая – они стали побочными следствиями. Главной его функцией являлось достижение баланса между различными группировками.
Система «тандема» и «сменяемости» пережила три инкарнации, на которые пришёлся не только бурный экономический рост, но и рост неравенства. Отсутствие единоначалия в КПК делало систему относительно мягкой, но неповоротливой, а чрезвычайное обогащение элиты било по репутации партии. Результаты официальных опросов начала 2000-х годов уже свидетельствовали о падении авторитета КПК среди населения.
В сложившейся ситуации у партии было всего два варианта. Либо оставить всё как есть и продолжать страдать от внутренних склок и неуправляемого обогащения верхушки, что привело бы к социальному взрыву. Либо пойти по пути ликвидации фракционности, повышения дисциплины и перераспределения богатства в пользу широких слоёв населения. В итоге выбор был сделан в сторону изменения системы управления — и это не столько волевое решение Си Цзиньпина, сколько насущная необходимость, вызванная, повторюсь, объективным социально-экономическим кризисом.
И хотя большая часть доклада китайского лидера на съезде была посвящена констатации успехов его десятилетнего нахождения у власти, ощущалась явная обеспокоенность внутриполитическими проблемами. Напрямую не говорится, но подразумевается риск социально-общественного кризиса. Поэтому, вероятно, ответом на него в предстоящие годы станет ранее озвученная лидером КНР концепция «совершенствования системы распределения», которая призвана обеспечить более равное разделение материальных и общественных благ между гражданами.
Вопрос в том, можно ли добиться этого с помощью рыночных рычагов, ведь перераспределение имеет черты плановой экономики? Скорее всего, уже в следующем году следует ожидать значительных реформ в правительстве КНР для повышения управляемости китайской экономикой.
Другие предлагаемые в докладе Си Цзиньпина меры – улучшение ситуации с занятостью населения, системы социального обеспечения, общественного здравоохранения — воспроизводят социалистическую повестку. Чтобы качественно их реализовать, правительству необходимо обеспечить переток ресурсов из рыночной экономики, а это также указывает на вероятное усиление элементов планового хозяйствования.
Что касается внешнего давления на КНР, то и оно, как я уже отметил, является следствием процессов глобализации. Очевидно, китайское руководство связывает его с внутренними проблемами страны, поскольку прослеживаются попытки внешних сил расшатать ее изнутри. Поэтому укрепление внутриполитической стабильности является главной реакцией и на негативный внешний фон. По крайней мере, такие выводы напрашиваются из доклада Си.
В целом глобализация — сама по себе нейтральный процесс (не положительный и не отрицательный), но в КНР и США она привела к разным результатам. Китайское руководство воспользовалось ею для повышения национального богатства, а когда появилась угроза социального кризиса, вовремя ограничило глобализационные процессы. Тогда как американские власти посчитали, что время национальных государств прошло, и сделали ставку на «новый мир без границ». При этом не были просчитаны негативные последствия для собственного населения и не принято во внимание желание других крупных стран сохранить свою политическую самостоятельность. В результате США стали действовать постфактум, я бы даже сказал, вопреки созданному ими либеральному мировому порядку, пытаясь изменить правила игры. Таким образом, вызовом этому самому мировому порядку, основанному на международном праве, можно назвать не Китай, а США.
Вывод: в основе изменений в политическом устройстве КНР лежат не субъективные воззрения генсека КПК, борьба за власть или какие-либо фракционные игры, а насущная необходимость адаптироваться к изменениям в стране, вызванными объективным историческим процессом — глобализацией.
