В 1992 году тогдашний президент Турции Тургут Озал заявлял, что «тюркский мир станет доминирующим фактором на евразийском пространстве от Балкан до Китайской стены», назвав XXI век «веком турок». Премьер Сулейман Демирель, говоря о «турецком мире от Адриатики до Великой китайской стены», характеризовал саму Турцию как «культурный центр и исторический магнит для новосуверенных государств», обозначив один из векторов внешней политики Анкары после распада СССР. Нельзя не отметить рост геополитических активов Турции на постсоветском пространстве, традиционно считавшемся зоной особых интересов России. Анкара использует целый ряд инструментов: военно-политические активы, панисламистские идеи и доктринальные элементы неопантюркизма, ставшего преемником классического пантюркизма. Еще в январе 2000 года турецкий государственный деятель Абдулхалюк Мехмет Чай заявил: «Турция может и должна создать союзное объединение с Азербайджаном, Казахстаном, Узбекистаном, Киргизией и Туркменистаном, не исключая возможного углубления турецко-российской конфронтации».
Об особенностях политики Турции на постсоветском пространстве мы побеседовали с научным сотрудником отдела Ближнего и Постсоветского Востока ИНИОН РАН тюркологом Алиной Сбитневой.
— Алина Игоревна, как вы оцениваете потенциал Организации тюркских государств (ОТГ) в рамках развития отношений Турции с тюркскими странами постсоветского пространства? Смогла ли Анкара стать для них ключевым центром притяжения, или же Турция проигрывает в конкуренции с Россией или Китаем?
— Россия, безусловно, остается ключевым игроком в регионе. Для нас постсоветское пространство в принципе, в том числе и его тюркоязычная часть, является приоритетным и даже стратегическим. Однако конкуренцию, действительно, давно пытаются составить как Китай, так и Турция. Последняя вообще активизировалась в Средней Азии еще с момента распада Советского Союза: активным образом налаживала связи с тюркоязычными республиками, одной из первых признала их независимость, устанавливала экономические и другие виды контактов — одним словом, стремилась заполнить собой образовавшийся вакуум.
Важной частью политики Анкары стало задействование во всех этих процессах инструментов «мягкой силы». С их помощью примерно с 1990-х годов на пространстве бывших советских республик активным образом стали внедряться протурецкие логики, которые, в свою очередь, привели к мифам о якобы общей культурно-цивилизационной истории всех тюркских народов и Турции, необходимости сплочения так называемого тюркского мира и мнимом единстве тюрок. Разумеется, ничего из вышеперечисленного не имеет никакой связи с реальностью. Кстати, переход некоторых постсоветских тюркоязычных стран на латиницу впоследствии — также результат не какого-то случайного совпадения, а многолетней работы Турции, стремящейся привести всё и вся под свои стандарты.
Что касается существующей ныне ОТГ, то по своей сути она является правопреемницей основанного еще в 2009 году Тюркского совета. Ее потенциал нельзя оценивать отдельно от общего количества задействованных Турцией механизмов, ведь, помимо нее, есть еще и такие организации, как ТЮРКСОЙ, ТИКА, ТюркПА и ряд других. ОТГ — лишь часть, хотя и не последняя, большой машины Турции по распространению туркоцентричных идей за рубежом. Если говорить о политике Турецкой Республики конкретно на тюркоязычном постсоветском пространстве, то в вопросах, касающихся «мягкой силы», она, пожалуй, выбивается в лидеры. Китай, напротив, выигрывает там экономически. То есть оба государства стремятся занять в регионе свою нишу — разница лишь в подходах. Но все эти шаги, конечно, не должны подрывать региональный баланс сил и выходить за пределы внимания Москвы.
— Как известно, именно Гейдар Алиев выдвинул концепцию «Один народ — два государства» в рамках политики ослабления влияния Тегерана и его возможных рычагов давления на Баку через шиитскую общину. В то же время в феврале 2022 года Россия и Азербайджан подписали декларацию о союзническом взаимодействии. Насколько глубоко и эффективно происходят сближение и интеграция между Анкарой и Баку?
— Упомянутая вами концепция, во многом доставшаяся Азербайджану в наследство от недолгой эпохи правления Абульфаза Эльчибея, по многим параметрам связанного с Турцией, говорит сама за себя. С тех пор на самом деле мало что изменилось в плане двусторонних отношений, разве что Турция еще больше укоренилась на территории современного Азербайджана как в культурно-гуманитарном, так и в торгово-экономическом плане. При этом стоит отметить, что, несмотря на то что сегодня официальный Баку стремится проводить многовекторную политику, во внешнеполитической деятельности он во многом все же ориентируется именно на Турцию, по случаю и без рассуждающую о турецко-азербайджанском «родстве» и «братстве». К слову, эта риторика — за счет появления новой символики «победы над общей угрозой» — особенно усилилась после событий в Нагорном Карабахе 2020 года. В остальном цели и политика Анкары в отношении Баку и азербайджанцев такие же, как и в отношении других тюркоязычных государств и народов. Просто сложилось так, что здесь мосты были наведены немного раньше, чем во всех остальных случаях.
— Недавно в Туркменистане прошел первый трехсторонний саммит с участием Реджепа Тайипа Эрдогана и Ильхама Алиева. По сообщениям СМИ, Эрдоган намерен обеспечить транзит каспийских углеводородов через турецкую территорию в Европу в обход России. Алина Игоревна, как вы можете оценить данную политическую линию Анкары, Баку и Ашхабада?
— Начать нужно с того, что сам факт участия в подобных мероприятиях Туркменистана — исторически нейтрального и равнодушного к такого рода событиям государства — уже впечатляет. Турецкая Республика проделала большую работу по вовлечению Ашхабада в свои «сети» и теперь пожинает ее первые плоды. Если говорить глобально, конечная цель Анкары состоит в том, чтобы укрепить свое влияние на мировой арене и добиться статуса надрегиональной державы, стать многопрофильным центром притяжения — логистическим, экономическим, энергетическим и т. д.
Стратегия своевременная и в целом верная — самой Анкаре ввиду нехватки должного количества энергоресурсов нечего предложить европейским странам, кроме как посредничества в их перераспределении. Учитывая крупнейший энергетический кризис в Европе, который на самом деле только набирает обороты, подобные проекты по транспортировке ресурсов в Европу будут определенно пользоваться спросом, а с мнением Турции при концентрации ключевых из них в ее руках придется считаться всем тем, кто не желает замерзнуть грядущей зимой.
Этого в Турции и добиваются. Что же до «в обход России», то здесь Анкара, Баку и Ашхабад точно не станут первопроходцами, ведь, не считая эту зарождающуюся трехстороннюю инициативу, ресурсы уже давно поступают в Европу из того же Азербайджана через Турцию, например, по Трансанатолийскому газопроводу. Также минуя Россию. Турецкое «двустулье» и выгоды, в конце концов, никто не отменял.
— Наряду с вышеупомянутым проектом уже реализованы трубопроводы Баку — Тбилиси — Джейхан, Баку — Тбилиси — Эрзурум, железная дорога Баку — Тбилиси — Карс, вынашиваются планы по более активной эксплуатации «Срединного коридора», Анкара и Баку добиваются пробития «Зангезурского коридора». Более того, Турция по предложению России может стать газовым хабом в Европу. Турция де-факто сосредотачивает различные инфраструктурные проекты по линии Восток — Запад. Какое место в данной стратегии Анкары занимают тюркские страны постсоветского пространства?
— Именно так. Турция выстраивает маршруты сквозь ключевые направления Север — Юг, Восток — Запад, а ее конечная цель — это создание логистического коридора протяженностью от Европы до Китая. Учитывая, что сопряжение с последним практически невозможно без задействования соседней Средней Азии, многие среднеазиатские государства, в том числе и тюркоязычные, являются весьма важной составляющей этого амбициозного турецкого «проекта». Сейчас взаимодействие активным образом выстраивается с Казахстаном, уже вовлеченным в реализацию «Срединного коридора» и имеющим важные в том числе для Турции стратегические морские порты Актау и Курык на Каспии. Из числа других постсоветских государств активно привлекаются к сотрудничеству нефтеносный Азербайджан и Грузия, аккуратно и небезуспешно Турция прокладывает дорогу к Туркменистану. Турецкая Республика действительно становится своеобразным хабом, и Россия это ее амплуа поддерживает. Москва понимает все риски и неоднозначность восточной политики Турции, остающейся к тому же членом НАТО, однако, как однажды сказал Владимир Путин, Россия и Турция «научились договариваться». Для нас логичнее видеть в роли газового хаба нашего партнера в лице Турции, нежели недоговороспособных коллег из числа государств западного мира, проводящих политику, основанную лишь на дискриминации и гегемонизме.
