В течение последних 30 лет в регионе Центральной Азии сложилась своя система управления с относительно неизменной элитарной верхушкой. Все это время изменения в обществах происходили под давлением широких, часто внешних процессов – изменения цен на сырье, геополитические события, мировой экономический кризис или изменения в соседних России и Китае. Параллельно, конечно, развивались и внутренние глубинные процессы в нашем регионе – демография, религия, сдвиг ценностей. Но при всем при этом верхушка власти оставалась той же. Центрально-азиатские элиты построены на уникальных закрытых и тесных отношениях власти и небольшой группы клиентского бизнеса, и эти отношения сохраняются вне зависимости от того, сменился ли прежний президент, пришел ли на смену его сын или близкий соратник.
Практически везде было одно и то же.
Турция всегда была особенным партнером для стран Центральной Азии, ввиду тесных исторических и культурных связей. Именно Турция первой признала независимость вновь созданных республик после распада Советского Союза и с тех пор неуклонно поддерживает суверенитет центрально-азиатских государств. Но сегодня появляются новые факторы для ускоренного сближения Турции и стран Центральной Азии. С одной стороны, этому способствует сама стратегия Анкары, которая в последние годы проводит активную внешнюю политику. Особенно после успеха на Карабахе турецкие власти решили продвинуться дальше и усилить свое военно-политическое влияние и в Центральной Азии. С другой стороны укреплению роли Турции в регионе помогает институционализация процессов тюркской интеграции. В прошлом году саммиты лидеров тюркоязычных стран официально были оформлены в полноценную международную структуру – в Организацию Тюркских государств, в рядах которой теперь уже 5 государств – Турция, Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан. И этот факт турецкие идеологи нередко используют и во внутренней политике, продвигая принцип “Одна нация- пять государств”.
Однако у турецкой политики в Центральной Азии есть и нюансы: Анкара у себя преследует последователей Гюлена, а также требует закрытия образовательных учреждений в странах Центральной Азии, где они за три десятилетия превратились в авторитетные учебные заведения. Не меньший риск стратегии Анкары в Центральной Азии представляет потенциал дестабилизации ситуации в самой Турции, где сегодня наблюдается беспрецедентный уровень инфляции, а в политическом плане страна вошла в турбулентный предвыборный период.
Между тем государства Центральной Азии в Турции видят партнера не только в плане формирования альтернативных логистических маршрутов, но и, возможно, наиболее перспективного геополитического ориентира.
Зададимся рядом вопросов: сможет ли Турция стать альтернативой политико-экономическим связям стран Центральной Азии с Россией и Китаем? Насколько в этом заинтересована сама Турция? Как Турция будет взаимодействовать со странами ЦА в регионе?
В настоящее время, отношения Турции с более сильными акторами характеризируются как торг. Но это торг не с ЕС, а скорее – это торг с НАТО и, вернее, с США. Здесь самый главный аспект – это отношения между Турцией и Америкой, чем между Турцией и ЕС. Со слов исследователя из Турции Анар Сомунджуоглу ситуация складывается так: «Если вернуться к вопросу о том, как относятся к войне в Украине, то здесь надо сказать, что есть 2 аспекта. То, как преподносится конфликт в различных медиа теми людьми, кто активно занимается политикой, обозревателями политической ситуации и восприятие населения.»
Согласно некоторым опросам населения отношение общественности неоднозначно – итоги совершенно противоречат друг другу. По одному из них выходит, что турецкая общественность в основном осуждает войну России в Украине. По другому опросу выходит, что голоса разделились и чуть-чуть превалирует мнение, что виновата не только Россия, а виновата и Россия, и Запад, и Украина. И в связи с отношениями между США и Турцией они приобрели такой специфический оттенок. В этом смысле объективной подачи информации не существует. Потому что для Турции очень актуальны проблемы с США, проблемы, которые длятся уже не один год. И считается, что США устанавливают свои правила и не считаются с интересами других стран, например, как Турция. В связи с этим есть разделение мнений. А если посмотреть на политические отношения, особенно рассматривая в виду тему о вхождении Финляндии в НАТО, торг, который там шел, то здесь был явный торг, и эта тема скорее затрагивала НАТО. Если вернуться к отношениям ЕС и Турции, то надо сказать, что тема о вхождении Турции в ЕС слишком затянута. Даже присутствует понимание всеми основными политическими силами того факта, что европейские страны Турцию как члена ЕС видеть не желают.
Невозможно оценивать турецкую внешнюю политику без оценки баланса сил внутри и что происходит там. С другой стороны, внешнеполитическая обстановка сама по себе сильно повлияла на эту ситуацию. Так как в Турции считается, что происходит транзит сил, какая-то перебалансировка и переформатирование международных отношений, и таким образом эти подвернувшиеся случаи, которые помогают таким акторам среднего уровня, кем является Турция, быть активными и достигать каких-то успехов. Например, как в Карабахе. Но по Сирии, смотря на это изнутри, я бы не сказала, что это очень успешная политика. Потому что она кроет в себе больше угроз, чем успехов. Сама ситуация, что Сирия после арабской весны была разделена и существуют различные анклавы, даже территория была, подчиненная ИГИЛ; теперь также существует территория, которая подвластна структурам, органически связанным с террористической организацией РКК. Это террористическая организация, которая признана и Турцией, и ее союзниками по НАТО, в том числе и США. И это один из моментов, который очень влияет на внутреннюю политику Турции. Здесь есть факт сирийских беженцев. Вместе с беженцами также огромное количество нелегальных мигрантов вообще. И это один из факторов, который повлияет на выборы.
Вообще активность Турции во внешней политике нельзя ограничить последними годами. Она была очень долгое время активна. Можно брать с момента развала Советского Союза и конец холодной войны. Здесь мы видим какой-то упор на экономику, вливания. Скорее всего, вот эта активность стала приносить какие-то плоды именно в связи с международной обстановкой.
Если говорить о приоритетах турецкой внешней политики, то Центральная Азия и даже Кавказ идут третьими. А может даже дальше. Но естественно, что на первом месте находится Ближний Восток. На втором месте, если смотреть по турецкой помощи посредством Агентства TIKA, например, то это Балканы и Восточная Европа. И только на третьем месте Центральная Азия и Кавказ. А если посмотреть вообще на турецкую внешнюю политику вне зависимости от этой помощи, например, на торговлю, то огромное место занимает ЕС, Россия. Если смотреть по отдельным странам, то Россия идет второй. А также США. Так что по торговле тоже Центральная Азия идет очень в конце.
Центральная Азия, а в турецком понимании – это Тюркский мир, еще с начала 90-х годов заняла определенное место в обсуждениях и дебатах. Но они как бы и остались на том же месте. Сначала Турция очень активно принялась за культивирование различных связей, политических, экономических, культурных со странами Тюркского мира. Но есть один позитивный момент для турецкой политики в Центральной Азии – началась институционализация этих отношений. Были созданы определённые структуры, как например TIKA, Тюрксой – это так называемая тюркская ЮНЕСКО. И также стали проводится саммиты глав тюркоязычных стран. То, что произошло позже, а именно в годы правления ПСР – и продолжение этой институционализации, и превращение тюркских саммитов в Международную организацию – мы не можем полностью сказать, что здесь инициатива шла именно от Турции. Здесь тот момент, который вы указали, он очень важен – то, что наоборот инициатива ведь шла от Казахстана и Азербайджана. То есть формальное оформление этих отношений было инициативой тюркских республик, как Казахстан и Азербайджан. Также если посмотрим на другие организации как Тюркская академия, например. Она была изначально организована в Казахстане, а потом уже приобрела статус международной организации. То есть мы видим и со стороны тюркских республик желание каким-то образом использовать этот потенциал близких связей, идентичностей и так далее.
А если посмотреть, на каком месте находится именно сейчас, то даже если Центральная Азия идет после многих регионов, которые окружают Турцию, здесь важный момент в том, что тюркское сотрудничество и тюркское братство — это же часть турецкой и тюркской идентичности. То есть в турецком языке нет различия между словом «турок» и «тюрк». Это различие есть только в русском языке. В турецком языке есть только одно слово «тюрк». То есть те, кто живет в Турции, это тюрки, эта страна тюрков. И это было заложено еще во времена Ататюрка. То есть осознание себя только турками османами или мусульманами – это все было изменено. И довольно радикально. И упор делался на турецкую историю, которая начинается в Центральной Азии и на территории, где сейчас находится Монголия. Так что, когда в турецкой средней школе читается история, то она начинается от саков, продолжается Тюркским каганатом и так далее. То есть это часть истории, часть идентичности. И это конечно очень связано с языком. Есть тюркский язык в Турции и есть еще другие тюркские языки, которые части этого же языка. В связи с тем, что это часть турецкой идентичности, у этой темы есть очень большой потенциал влияния на внутреннюю политику. Для любого правительства
А если говорить о том, что сейчас происходит, о другом подводном камне, то это потенциал дестабилизации ситуации в самой Турции. В экономическом и политическом плане. С большей долей уверенности можно сказать уже сейчас, что Турция вошла в зону турбулентности. И это будет продолжаться по крайней мере год, а скорее всего больше. Идет страшная инфляция. Инфляция, конечно, идет везде и это мировой феномен. Но если сравнить с тем, как инфляция идет в других странах, то из стран G20 Турция по уровню инфляции находится на первом месте. Этот момент также сопряжен с результатами той экономической политики, которая велась. То есть идет спад. И в этом смысле нестабильность. И эта экономическая ситуация тесно связана с политической. Практически все опросы общественного мнения показывают, что именно экономическая ситуация очень влияет на политическую. Усиливаются голоса оппозиционных партий. В то же время те проблемы, о которых мы говорили, партия и Эрдоган у власти 20 лет и по всей видимости отдавать ее он не собирается. То есть именно внутренняя нестабильность в Турции будет влиять и на политику Анкары в Центральной Азии.
Если смотреть, на что надеется Турция, то вначале надежда была на то, что Турция действовала как часть Запада, как член НАТО. А сейчас, если посмотреть на новую ситуацию в Центральной Азии, то здесь удивительным образом сошлись интересы Турции и Китая в определенном смысле. Потому что Турция после окончания холодной войны стала позиционировать себя как мост между Европой и Азией. И когда Китай предложил инициативу «Пояс и путь», Турция ухватилась за это и стала также продвигать срединный коридор. Так что если смотреть на соперничество Турции и России, которое все-таки продолжается в Центральной Азии, то тут есть и другие игроки, которые каким-то образом тоже помогают продвижению турецких интересов. Не напрямую, а косвенно. Например, Китай – один из таких примеров.
Турция не граничит с Центральной Азией и не имеет очень важных интересов в этом регионе. То есть это не Карабах, где ситуация каким-то образом воздействует на саму Турцию. Если в будущем когда-то карта изменится, то возможно. Но сейчас нет. Между нами находится Иран. То есть главный фактор – это география, который влияет на формирование внешней и внутренней политики. Например, когда Турция под влиянием США хотела нормализовать отношения с Арменией и были подписаны протоколы, Азербайджан провел очень успешную лоббистскую политику в Турции. В результате многие влиятельные политические силы в Турции выступили против подписания этих протоколов. И эти протоколы не могли быть ратифицированы, даже если они были подписаны. Это результат осознания той близости, которая имеется с Азербайджаном. Есть и другой пример. Туркменистан. Туркмены ведь тюрки-огузы. Это тоже очень близкий язык к турецкому. Но в связи с политикой нейтралитета Туркменистана, такого уровня отношений с ним у Турции не существует. Иными словами, конечно, важны этнические связи, важна географическая близость, но также важна политика самих стран. Здесь мы приходим к тому, что как смотрят сами страны Центральной Азии на эту перспективу? Выходит так, что ни одна из центральноазиатских стран так не стремилась сотрудничать с Турцией, как стремился к этому Азербайджан. То есть недостаточно было бы только одного внимания Турции к Азербайджану, чтобы произошло то, что произошло. То есть здесь две стороны. То отношение в странах Центральной Азии по отношению к Турции было понято и оценено с самого начала, потому что вначале были очень грандиозные заявления. Например, о том, что тюркские страны, возможно, объединятся в единый союз и так далее. И в очень короткое время выяснилось, что страны ЦА на тот момент просто не желали этого. И это тоже повлияло на политику Турции. И со временем в связи с активизацией здесь России и российский фактор был принят в учет, и, что оказывается Россия не полностью ушла, и надо считаться с этим фактором тоже. Турция будет постепенно усиливать свое влияние в сфере безопасности и это тоже связано с изменением политики самих стран Центральной Азии. То есть появилось желание на кого-то опереться, на кого-то, кроме России и Китая, кто сбалансирует отношения. И в этой политике Турция могла бы стать одним из акторов, которая могла бы конечно же не заменить, не полностью сбалансировать, но предоставить хоть какой-то выход из той ситуации, в которой мы находимся сейчас. Я думаю, частично я ответила на это вопрос в том смысле, что на данный момент у Турции такой возможности не имеется, и она не желает стать именно полноправной альтернативой. В плане того, что тюркское сотрудничество должно развиваться – это уже данность. Присутствует такое осознание, что это выгодно не только Турции, но и это выгодно самим тюркским государствам. Эта та данность, которую не отнять – мы говорим на тюркских языках. И если в Казахстане, Узбекистане, Кыргызстане начинают создавать свою новую историю после советского периода, это неизбежно ведет к общетюркским истокам. То есть по мере того, как самосознание общества усиливается, будут развиваться и связи.
На данный момент Турция, конечно, не альтернатива, но это помогает сохранению и усилению независимости, что на самом деле и является самым важным приоритетом Турции в Центральной Азии. С самого начала эта политика в Турции была сформирована. Самая важная цель Турции – это сохранение независимости и поддержка независимости этих тюркских государств. В этом плане иметь такого партнера, у которого такая цель – сохранение независимости — это важно.
Основа для будущего в Центральной Азии – это прежде всего урегулирование территориальных вопросов. Третье, – это преодоление барьеров для осуществления внутрирегиональной торговли. Их надо убирать. Четвертое, —необходима единая транспортная система в регионе.
Позитивная сторона также заключается в том, что есть политическая воля к расширению политического диалога в Центральной Азии. И это хорошая основа для укрепления общерегиональной идентичности. Есть хороший потенциал создавать объединенный рынок, который будет привлекательным, как для самих наших стран, так и для инвесторов, поскольку по отдельности многие компании не заходят на наш рынок в силу того, что по отдельности, там десятки миллионов, и их бизнес просто не окупится. Но в масштабе региона есть хорошая основа для создания общего рынка по модели европейской интеграции.
И я думаю, что странам Центральной Азии нужно двигаться к расширению кооперации между собой. И в перспективе, к расширению уровня политического диалога, к институционализации политического диалога, поскольку только сообща можно решать различные региональные вопросы. В том числе это повысит общую устойчивость к различным рискам в сфере безопасности.
Молдокеева Алина Болотбековна, кандидат политических наук
