Центральная Азия становится более привлекательной для Пекина после того, как российское вторжение в Украину сделало северные торговые пути недоступными для Китая. Растущий вакуум влияния в регионе заполнит Китай, считает Брайан Карлсон, руководитель группы по глобальной безопасности аналитического центра Center for Security Studies (CSS).
Брайан Карлсон — признанный эксперт в области российско-китайских отношений и внешней политики, обладатель докторской степени в области международных отношений, полученной в SAIS Джона Хопкинса. Его исследования особенно примечательны тем, что в них особое внимание уделяется как китайским, так и российским источникам. До прихода в CSS Карлсон был стипендиатом Трансатлантического постдока в области международных отношений и безопасности (TAPIR) в CSS, SWP (Немецкий институт по международным делам и вопросам безопасности) в Берлине и RAND в Вашингтоне. Его докторская диссертация была посвящена отношениям Китая и России в постсоветский период, и он продолжает проводить обширные исследования в этой области. Карлсон свободно владеет китайским и русским языками.
Видите ли вы какие-либо изменения в отношениях Китая с Центральной Азией спустя год после вторжения в Украину?
Я думаю, что скоро у нас появится лучшее понимание ответа на этот вопрос, потому что через месяц в Сиане состоится саммит Китай-Центральная Азия, будет интересно посмотреть на его результаты. На встречах с таджикскими учеными я слышал, что некоторые из них ожидают объявления новых инициатив. Я также слышал, что во время визита Си Цзиньпина в Москву в прошлом месяце он и Путин, возможно, обсуждали этот вопрос, и между ними могло возникло понимание того, как Китай может начинать новый подход к региону; Россия выражает свое понимание {росту влияния Китая} — отчасти потому, что отвлечена и нуждается в китайской поддержке.
В целом, я считаю, что мы вступаем в период, когда Китай станет еще более активным в Центральной Азии. И России это может не понравиться, но ей придется мириться с данным фактом.
Какие инициативы, по вашему мнению, будут озвучены на саммите Китай-Центральная Азия?
Я думаю, что они будут продолжать уделять основное внимание инфраструктуре. Уже был предложен проект железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан. В сентябре прошлого года было объявлено, что реализация этого проекта, скорее всего, продолжится. Также есть линия Д газопровода Китай-Центральная Азия, который будет проложен из Туркменистана через Таджикистан в Китай. Я полагаю, Китай вкладывает большие средства в строительство дорог в Таджикистане. И я думаю, что у Китая могут быть какие-то новые идеи относительно инфраструктурных проектов. Поживем — увидим, но Китай также может осознавать, что Россия, вероятно, теряет влияние в регионе и не в состоянии играть роль гаранта безопасности в регионе.
Существует распространенное мнение, что Китай и Россия разделяют сферы влияния в Центральной Азии, в которых Россия играет главную роль в обеспечении безопасности, а Китай способствует экономическому развитию. Но Китай может признать, что Россия не в состоянии в полной мере выполнять эту роль, и Китай может искать пути расширения своих функций в сфере безопасности. В этом отношении Китай уже активно работает в Таджикистане. Он также сотрудничает с Кыргызстаном, Пакистаном и другими странами на своих западных границах.
Поскольку Китай инвестирует в регион все больше и больше, он захочет защитить эти инвестиции. Но у меня также есть ощущение, что Китай хочет лучше понимать, что происходит в регионе. Он не хочет быть застигнутым врасплох.
Доступ к нефтяным и газовым ресурсам подпитывает торговые отношения с Китаем
На все страны Центральной Азии приходится лишь 1% от общего объема внешней торговли Китая. Насколько важен этот регион для Китая с экономической точки зрения? Или Центральная Азия представляет интерес для Китая только в качестве транспортного коридора в Европу?
Это правда, что в чисто экономическом плане Центральная Азия является относительно незначительным фактором. Однако она является важнейшим источником природного газа – для Китая, который более чем на 40% зависит от импорта потребляемого газа. Треть этого импорта идет по трубопроводам, и около 80% из этой 1/3 поступает из Центральной Азии.
Так что это важный источник газа для Китая. И хотя в этом смысле существует экономическая важность, подход Китая определяется геостратегическими и геополитическими целями: как вы сказали, Китай рассматривает этот регион как путь в Европу и на Ближний Восток. Ранее китайская концепция “Один пояс — один путь” в основном фокусировалась на соединении с Европой через, возможно, Казахстан, а затем Россию, Украину и Беларусь.
Украина была важным центром проекта “Один пояс — Один путь”, а затем произошли события 2014 года.
Вследствие чего они переместились в Беларусь, но в 2020 году там произошли фальсифицированные выборы, Беларусь снова попала в орбиту России, которая вторглась в Украину частично через белорусскую территорию. Так что теперь Китаю будет трудно использовать Россию, Украину или Беларусь для выхода в Европу.
Поэтому для Китая становится более привлекательным рассматривать маршруты через Центральную Азию. Так, железная дорога Китай-Кыргызстан-Узбекистан позволяет им двигаться дальше в Узбекистан, Иран, Турцию и так далее. Таким образом, теперь Центральная Азия приобретает все большее значение для Китая в рамках инициативы “Один пояс — один путь”, и, конечно, это не обязательно в интересах России. Но мы можем ожидать, что Китай будет уделять больше внимания центрально азиатскому транспортному коридору, и страны Центральной Азии могут извлечь из этого определенную выгоду в виде улучшения связей как в регионе, так и за его пределами – с Европой и Ближним Востоком, хотя это и вызывает опасения по поводу усиления китайского влияния в регионе.
Рассматривает ли Пекин режим талибов (Талибан признан террористической организацией в Таджикистане) как угрозу и намерен ли он каким-либо образом сдерживать их?
Во время захвата Талибами власти в Афганистане было много аналитических материалов, где говорилось о том, что уменьшение влияния США в регионе — это большая возможность для Китая. Как и Россия, Китай взаимодействовал с талибами в течение многих лет до того, как они вернулись к власти. В 2019 году делегация талибов посетила Китай. Таким образом, по крайней мере, уже в 2019 году Китай поддерживал тесные контакты с талибами, и у них было несколько лет для обсуждения того, что произойдет, если талибы вернутся к власти, а затем, примерно во время прихода талибов к власти, они сделали заявления в поддержку территориальной целостности Китая: что Синьцзян является частью Китая и что талибы не рассматривают возможность распространения каких-либо негативных воздействий из Афганистана в Синьцзян.
Китай хотел убедиться, что у него достаточно хорошие отношения с Талибаном, чтобы защитить свои интересы. Главным интересом в области безопасности является безопасность западной границы Китая, безопасность Синьцзяна и уверенность в том, что сепаратизм, терроризм и экстремизм не распространятся. И в этом смысле они также тесно сотрудничают с Таджикистаном в укреплении пограничных постов: здесь, в Таджикистане, находится база Народной вооруженной полиции Китая.
Есть и другой фактор — Китай долгое время проявлял интерес к медным рудникам вблизи Кабула. Но они не смогли начать добычу из-за проблем с безопасностью. В Афганистане также имеется огромное количество редкоземельных минералов, и были предположения, что Китай может воспользоваться этим и даже использовать инициативу “Один пояс — один путь” для налаживания коридора через Афганистан.
Но все эти экономические цели, я думаю, Китаю будет очень трудно реализовать там. Они все еще нервничают по поводу ситуации с безопасностью в Афганистане. Даже Талибан не полностью контролирует страну. На севере страны действует филиал, связанный с ИГИЛ (признана террористической в Таджикистане), и на данный момент и, вероятно, в обозримом будущем Китай будет неохотно делать крупные инвестиции в Афганистан, но у него есть шанс достичь своей минимальной цели — убедиться, что отсутствие безопасности и стабильности не перекинется из Афганистана в Китай.
Это может прозвучать как теория заговора, но, похоже, что китайские политики были вовлечены в процесс смены власти в Афганистане.
Подход, которого Китай обычно придерживается во всем мире, заключается в том, что он работает с тем, кто находится у власти в текущий момент. Они готовы работать с правящим режимом в его нынешнем виде и не высказывают предпочтений в отношении того, кто должен быть у руля. Конечно, Талибан в 2019 году еще не был у власти, но Китай мог видеть зловещее предзнаменование – Талибан уже контролировал значительную часть страны, и они оценили, что существует большая вероятность того, что после ухода США в конечном итоге именно Талибан сможет контролировать большую часть страны.
И Россия, по сути, сделала тот же расчет. Китай просто хеджировал свои ставки и готовился работать с талибами, чтобы убедиться, что они либо помогут им, либо, по крайней мере, не будут активно вредить их интересам. И я думаю, что это соответствовало прагматичному подходу Китая к отношениям с другими странами.
Что насчет позиции Китая в отношении перехода власти в странах Центральной Азии? Часто элиты стран Центральной Азии получают одобрение на передачу власти в Москве. Будет ли Пекин столь же требователен в утверждении кандидатов?
Это правда, что Россия поступает подобным образом. Но нет никаких свидетельств того, что китайцы активно пытаются добиться смены режима или сделать так, чтобы у власти оказался кто-то, отвечающий их интересам. Я не видел никаких доказательств этого. За исключением Тайваня. Но это уже другой случай.
Преимущества периферии
Как Китай планирует взаимодействовать с элитами и народами региона, и что он может им предложить?
Если посмотреть на мир, то можно найти случаи, когда Китай приходит в страну и делает так, чтобы элиты этой страны получили особые привилегии. Если они приходят в маленькое островное государство в южной части Тихого океана, они могут осуществить свой проект таким образом, что президент и его семья получают от этого выгоду. Такое можно проделать в слабых государствах.
Я не уверен, в какой степени это делается в Центральной Азии. Мне нужно было бы изучить этот вопрос подробнее, но в целом, я думаю, что в Китае есть историческая идея того, что они называют “tianxia”, что означает “все под небесами”:
Когда правил император, он не управлял напрямую периферийными районами, но он хотел, чтобы периферийные районы проявляли к нему почтение и в некоторых случаях платили дань или, по крайней мере, признавали, что он является верховной властью.
В обмен на это люди на периферии получали возможность самостоятельно вести свои дела, но при этом происходил своеобразный двусторонний обмен: люди на периферии выказывали свое почтение императору, а император делал помогал людям на периферии, чтобы обеспечить их лояльность и гарантировать свою легитимность. Нечто подобное происходит сейчас с Китаем: они осуществляют эти проекты в периферийных районах, которые приносят определенную пользу этим странам. Они строят инфраструктуру и способствуют экономическому развитию, что, возможно, улучшает жизнь людей здесь. По сути, цель состоит в том, чтобы завоевать лояльность многих стран мира, не только в Центральной Азии, но и на Глобальном Юге, в Африке, Латинской Америке и других частях Азии. Тенденция, похоже, складывается в их пользу, особенно сейчас, когда Россия оказалась отвлечена.
Эксперты часто говорят о Центральной Азии как о регионе, который всегда балансирует между Востоком и Западом. Существует ли конкуренция за влияние в Центральной Азии между Китаем и США, учитывая, что США не так активно проецируют свою силу в регионе?
Людям, которые хотят, чтобы Соединенные Штаты были глубоко вовлечены в дела Центральной Азии, всегда было трудно убедить в этом политических лидеров. Причина вполне понятна: США приходится беспокоиться о Китае, Азиатско-Тихоокеанском регионе, России и европейской безопасности, а проблемы Ближнего Востока, похоже, никогда не исчезнут. Центральная Азия, кажется, никогда не стояла на первом месте в повестке дня. Она также находится далеко от Соединенных Штатов.
Одна из идей, которая существует уже долгое время, заключается в том, чтобы попытаться соединить Центральную Азию с Южной Азией, чтобы дать Центральной Азии еще один канал выхода не через Китай, Россию или Иран. Но, конечно, для этого нужно проложить маршрут через Афганистан, а учитывая ситуацию с безопасностью там, достичь этих целей было невозможно.
В последнее время ведутся дискуссии о газопроводе Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия или о железных дорогах, и президент Узбекистана на самом деле вернул к жизни предложение о строительстве железной дороги.
Узбекистан уже соединен железной дорогой с Мазари-Шарифом. Предлагается расширить сеть железных дорог от Мазари-Шариф до Кабула и соединить ее с железнодорожной системой Пакистана, чтобы Центральная Азия могла доставлять товары через Пакистан и водные порты. Это даст Центральной Азии еще один выход. Но опять же, учитывая нестабильность в Афганистане, я думаю, что Международный валютный фонд рекомендовал отказаться от крупных инвестиций в эту железную дорогу не только из-за ситуации с безопасностью в Афганистане, но и из-за проблем в Пакистане.
Теоретически это было бы отличным способом для Соединенных Штатов помочь Центральной Азии соединиться с Южной Азией, особенно учитывая все более тесные отношения между США и Индией. Но сделать это сложно.
Соединенные Штаты уже давно являются крупным инвестором в энергетический сектор Центральной Азии, и это по-прежнему так. Сейчас обсуждается вопрос о том, чтобы помочь Центральной Азии экспортировать больше нефти и газа на запад через Каспийское море, поскольку, как вы знаете, Европа прекратила закупки газа у России и заинтересована в альтернативных источниках. Транскаспийские трубопроводы должны быть соединены с Баку и существующими нефте- и газопроводами оттуда. Но Китай также заинтересован в соединении с Баку, поэтому может возникнуть конкуренция за то, куда пойдет газ – на восток или на запад.
Так что в целом трудно сформулировать стратегию США в регионе. Я думаю, что во многих отношениях лучшим вариантом будет взаимодействие на уровне гражданского общества.
Когда я недавно был в Казахстане, я спросил экспертов, что могут сделать Соединенные Штаты, и предполагал, что речь пойдет о геополитике и конкуренции с Россией и Китаем, но все они ответили: “Оставьте в покое третьи страны, не втягивайте нас в конкуренцию с Китаем”, “взаимодействуйте с нами на двустороннем уровне и помогайте нам в области образования”, ” упростите процедуру получения виз”, ” окажите помощь в получении чистой энергии” и т.д.”. Возможно, это самый перспективный подход, но конкурировать с Китаем будет сложно.
Когда я жил в регионе, я помню, как слышал выражение “Оптимисты изучают английский, пессимисты – китайский”. С точки зрения “мягкой силы” и культуры, я думаю, что у Соединенных Штатов есть преимущество перед Китаем. Я думаю, что Соединенные Штаты в целом более привлекательны для жителей Центральной Азии.
Жителей Центральной Азии тревожит Китай. Они не понимают его. Они не знают, что от него ожидать. В этом смысле у США есть преимущество, но проблема в том, что Китай вложил гораздо больше денег в конкретные проекты, которые способствуют экономическому развитию, транспортной коммуникации и, вероятно, повышению уровня жизни. С этим трудно конкурировать.
Например, когда я был в Кыргызстане на прошлой неделе, студенты спросили меня, что будет, если Китай вторгнется в Тайвань и начнется война с США, – как это отразится на Центральной Азии? Я не задумывался над этим вопросом раньше, но мой ответ был таким: “Соединенные Штаты попытаются заставить страны Центральной Азии присоединиться к санкциям против Китая и перекроют поставки газа”. Но потом я поговорил с людьми здесь, и они сказали, что этого не произойдет. Страны сделают все возможное, чтобы сохранить нейтралитет.
Риски вакуума в Центральной Азии
Как другие влиятельные игроки, – такие как Турция, Иран и, возможно, даже Индия, – отнесутся к возрастающей роли Китая в Центральной Азии? Что вы думаете о перспективах этих игроков в регионе?
О Турции и Иране я знаю не так много. Насколько я понимаю, многие думали, что Турция расширит свое влияние в регионе, но на самом деле этого не произошло. Последние несколько лет были периодом активизации внешней политики Турции, они играют важную роль на Ближнем Востоке и пытаются в некотором роде выступать в качестве посредника при урегулировании ситуации в Украине; Турция очень амбициозна и хочет быть крупной региональной державой, и мы можем предположить, что Турция попытается играть здесь более значительную роль, но я просто не знаю достаточно, чтобы дать хороший ответ.
Иран мог бы стать хорошим географическим выходом для Центральной Азии, но, конечно, у нее есть проблемы с Соединенными Штатами из-за санкций. Существует также идея коридора Север-Юг, в котором в основном участвуют Россия-Иран-Индия.
Но опять же, это может быть немного осложнено санкциями США в отношении России и Ирана, и Соединенные Штаты могут не захотеть, чтобы Индия слишком активно участвовала с ними в этом проекте. Что касается Индии, то, как я уже говорил, из-за проблем в Афганистане существуют трудности в соединении Центральной Азии с Индией и Южной Азией.
Все эти страны – Турция, Иран и Индия – имеют шанс так или иначе сыграть свою роль в регионе, но кажется, что Китай расположен лучше, чем все остальные.
Как вы думаете, произойдут ли какие-либо изменения в регионе, если Россия потерпит поражение в своей военной операции?
Да, я думаю, что это окажет большое влияние на регион, и я думаю, что мы уже видим снижение влияния России в Центральной Азии. Россия растеряна, и уже возникают вопросы о том, может ли она действительно играть здесь роль главного поставщика безопасности. Во время столкновений между Таджикистаном и Кыргызстаном в сентябре прошлого года некоторые спрашивали, почему Россия не вмешалась и не остановила эти боевые действия.
Если бы Россия потерпела полное поражение, можно было бы ожидать, что проблема станет намного хуже, и России придется почти полностью уйти из региона и позволить Китаю взять его под свой контроль. Это в случае полного поражения России, когда вооруженные силы были настолько сильно разгромлены, что потребовались бы долгие годы на их восстановление. В этих условиях Россия не смогла бы эффективно руководить ОДКБ в регионе.
Я не знаю, дойдет ли дело до этого, может быть, Россия сможет добиться относительно благоприятного с ее точки зрения исхода в Украине и, возможно, ей удастся избежать такого катастрофического поражения. Но если они потерпят столь серьезное крушение, это будет большим ударом по присутствию России в регионе и, возможно, создаст вакуум.
Талибан на самом деле контролирует не всю страну. На севере есть группа, связанная с ИГИЛ, которая не подчиняется режиму талибов. Я думаю, что опасения в основном связаны с тем, что терроризм, сепаратизм, экстремизм и такого рода силы выйдут за пределы Афганистана и Талибан не будет в силах это контролировать.
Мое представление таково, что Талибан сейчас борется только за контроль над всем Афганистаном. Поэтому их заботы сосредоточены внутри страны, и я не осведомлен об их планах распространения влияния за пределы Афганистана.
В августе 2021 года, как раз в то время, когда талибы завершили захват власти, Россия провела совместные военные учения в рамках ОДКБ здесь, в Таджикистане, недалеко от границы. Россия хотела показать, что она будет защищать страны Центральной Азии от любой нестабильности, исходящей из Афганистана. Это важно для России, поскольку она не хочет, чтобы терроризм и нестабильность перекинулись сначала в Центральную Азию, а затем, возможно, и на территорию России.
В то же время Китай также пригласил Россию принять участие во внутренних военных учениях в Китае, которые имели сильный контртеррористический компонент. Поэтому существует определенная дискуссия о том, что если ситуация в Центральной Азии действительно выйдет из-под контроля, Китай и Россия могут рассмотреть возможность совместного военного вмешательства.
